Мемориал — это душа нашей живой истории, здесь она происходит: это движение, уничтожающее насильственное забвение, движение очищающее всех, кто в нем участвует, и саму нашу землю, движение к возвращению долга перед убитыми без вины. Движение к правде и к разрыву связи с жестокостью и насилием, связи, в которой мы существуем уже больше 100 лет. Душа нашей истории ожила и ее опять хотят убить.

За последний год много кого закрыли, признали, засудили, но иск о ликвидации Международного Мемориала – событие, конечно, символическое и эпохальное. Многие эмоционально пишут о наследниках палачей, но если без эмоций, многие в нынешней власти действительно видят свою преемственность. В одном из архивных дел Команды 29 ФСБ отказалась раскрыть фамилии чекистов из дела братьев Бельченковых, репрессированных в годы Большого террора, сославшись на закон «О ФСБ», который называет гостайной данные о бывших и действующих сотрудниках. То есть некоторые действительно ассоциируют себя с ВЧК-ОГПУ-НКВД.

Но дело не столько в преемственности, сколько в сакрализации власти, ведь чем меньше о ней позволено знать и говорить, тем больше страха и трепета она вызывает. Поэтому наша власть всячески закрывается, засекречивается, задраивает последние люки, полностью изолируя себя от общества. Неважно, насколько советские документы вообще имеют отношение к нынешней власти, пусть даже и вовсе никакого. Просто все должно быть засекречено, ведь стоит только немного приоткрыть какой-нибудь архив, то начнется разгерметизация тотальной секретности. А этого нельзя допустить, поэтому нельзя допустить, чтобы «Мемориал» вообще существовал.

Так что секреты теперь будут повсюду, куда ни ткнешь пальцем, обязательно вляпаешься в какую-нибудь гостайну. А где секреты, там те, кто пытается эти секреты рассекретить, то есть всякие разные «шпионы», «предатели», «иноагенты» и «враги». А значит, нужно как можно больше судебных процессов и репрессий против этих врагов. В общем, для коллег из «Мемориала» будет много работы с современными архивами, когда все это наконец-то закончится. А пока – лучи моей поддержки им.

Мемориал, по моему мнению, настолько укоренен в жизни общества и в моей жизни, что говорить о нем трудно, давать оценку невозможно, он слишком велик и слишком важен. Чтобы не рассуждать долго и обо всем, скажу только о двух вещах.

Во-первых, Мемориал – уникальное научное учреждение, по своей эффективности превосходящее множество других академических институций. Сфера исследований Мемориала у́же, чем у обычных научных институтов. Несколько упрощая, можно сказать, что это история репрессий и сопротивления в нашей стране, история отношений человека и тоталитарного государства. Эта сфера проработана в Мемориале чрезвычайно глубоко, накоплен ценнейший материал, созданы архив, библиотека и музей. Вокруг этих тем ведется постоянная просветительская деятельность. Добавлю и банальность: эта научная проблематика будет всегда актуальна. Закрытие Мемориала станет очевидной гуманитарно-научной катастрофой.

Во-вторых, все понимают, что Мемориал не только научное учреждение; по существу, это общественное движение. Одна из самых впечатляющих общественных и культурных акций, проводимых в двадцать первом веке, это «Возвращение имен», то есть ежегодное чтение имен убитых во времена репрессий. Раз в году мы стоим в самой человечной и симпатичной очереди, чтобы дойти до микрофона и произнести несколько незнакомых имен и, возможно, добавить еще имя своего репрессированного родственника. Человечность, пожалуй, главное свойство этой акции. Если бы Мемориал создал только ее, он уже вошел бы в историю России.

Я не могу представить наше общество без Мемориала и в то же время не знаю, чем поддержать его кроме этих слов.

Сейчас возникла реальная угроза закрытия «Международного мемориала». У меня как у профессионального историка это вызывает очень большую тревогу.

Я не занимаюсь специально историей репрессий, сфера моих научных интересов – политическая история конца начала ХХ века, прежде всего история Российской революции 1917 года, однако, я полагаю, что могу судить профессионально об исследовательской деятельности «Мемориала». Я участвовал в интересных конференциях и научных мероприятиях, организованных «Мемориалом» в Москве и Санкт-Петербурге, я знаком с некоторыми публикациями и исследовательскими проектами «Мемориала», я с пользой для себя работал в архиве «Мемориала», уточняя сведения о героях моих исследований.

На мой взгляд, «Мемориал» объединяет большую группу профессиональных и очень мотивированных исследователей. Закрытие «Мемориала» нанесет объективно большой удар по российской исторической науке, ослабит ее.

Полагаю, что в сложившейся ситуации борьба за сохранение «Мемориала» должна стать делом всех граждан России, которым не безразлично будущее отечественной науки. Эта борьба должна объединить людей разных политических и общественных взглядов, прежде всего гуманитариев и представителей социальных наук. Защита «Мемориала» — защита российской науки.

Ликвидация Мемориала войдет в историю как позорное решение правящего режима – не первое но, я полагаю, одно из последних таких действий. Работа исторической памяти в России началась задолго до создания Мемориала и не закончится с его ликвидацией. Но только Мемориал придал этой работе горя легальную структуру и институциональную форму. Последовательная, законосообразная работа памяти необходима стране с трагическим прошлым, выходящим за пределы понимания. Институты – это социальные субъекты, работающие по правилам. Для работы с прошлым удалось создать такой институт; для работы с настоящим ничего подобного в постсоветской России создать не удалось. Именно поэтому Мемориал оказался ненавистен действующей власти. В стране, органы которой растлеваются или разрушаются ее правительством, Мемориал оставался единственным институтом. Его ликвидация начинает последнюю, завершающую стадию самоубийства российской государственности.

Моего деда, известного в свое время врача, арестовали весной 1938-го. И вскоре его расстреляли, а бабушке постоянно сообщали о 10 годах без права переписки, как это тогда сообщали и многим другим. И теперь его имя можно найти только в общем списке на полигоне в Бутово. А его семья, которая осталась в Белоруссии, вся исчезла в печах Освенцима. Я долго обо всем этом не знал. В советские годы об этом говорить было не принято. Лишь позднее постепенно я узнавал об этом все больше. Как я могу об этом забыть? И я бесконечно благодарен «Мемориалу», который приложил колоссальные усилия для того, чтобы докопаться до правды, узнать в деталях, как и что тогда происходило. Как я могу не поддерживать «Мемориал», который бережно хранит эту память – память, которая заставляет людей задуматься и которая должна служить гарантией от повторения той ужасной трагедии? Для чего преследуют «Мемориал» и хотят его закрыть? Для того, чтобы снова мы вернулись в те черные годы, для того, чтобы мы, наши дети и внуки снова жили в страхе? Неужели не ясно, что такое «вставание с колен» приведет к окончательному коллапсу? Второй такой встряски страна уже не выдержит. Я уже подписал несколько петиций в защиту «Мемориала». Буду делать это и впредь.

Известия, поступившие из России, о затеянном иске Генпрокуратуры против Мемориала с целью его ликвидации, не могут оставить равнодушными людей доброй воли, где бы они ни находились.
Мемориал существует уже 30 лет. Эта общественная организация заслужила во всем мире всеобщее уважение за проведенную работу. Мемориал сыграл огромную роль для восстановления в России исторической памяти и реабилитации миллионов жертв сталинских репрессий.
Как историк, я лично очень благодарна за помощь, оказанную этой организацией в моей научной работе. Я уже много лет работаю над семейным архивом, унаследованным от моей русской бабушки, который она сумела сохранить на протяжении более 30-ти лет, проведенных в эмиграции в Китае. Она к тому же его привезла обратно в свою страну, куда она вернулась в 1954 г. к своей старшей дочери, Наталии Иосифовне Ильиной.
Сотни писем моей прабабушки, симбирской дворянки Ольги Александровны Толстой-Воейковой, дневник начала ХХ-го века ее дочери Екатерины Дмитриевны Ильиной, проливают свет над мало изученной, или просто утаенной историей целого сословия. На этих страницах встречаются многочисленные забытые имена замученных узников сталинских лагерей. Но благодаря работе Мемориала, составленным книгам памяти и спискам жертв, память о них уже восстановлена, и для некоторых из них удалось даже установить памятные знаки «Последний адрес».

Память — очень неудобная, но при этом нужная вещь. Многие хотели бы просто избавиться от воспоминаний о своих ошибках и преступлениях, но мало кому из людей такое удается, да и то обычно ценой неврозов, стрессов, запоев. Тем более не может удасться такое у государства – и преступления больше, и свидетельства громче. «Мемориал» — это совесть России. Неудобная, докучная, неуместная — но уж какая есть. Можно ли жить без совести? Можно, но вот только человеком называться уже будет трудновато. То же самое можно сказать о государстве, о нации. Да, можно довольно долго объяснять себе, что прошлого не было — но потом оно обязательно догонит и ударит. ХХ век показал, насколько губительна попытка объявить себя непогрешимым, новым законодателем человеческих правил, сверх-обществом, не нуждающимся в собственном прошлом. Это кончалось Нюрнбергом, хунвэйбинами, Колымой — в любом случае, миллионами трупов невинных людей. «Можем повторить»? Можем, если не будем «Мемориала». И потому он должен быть.

Эти люди, эти документы и книги, это место – самые близкие и необходимые тем, кто изучает историю гражданского общества в России. Придешь, там тебя немного потроллят, но сразу все принесут. Разрешат покопаться в закромах. Тепло, светло, пахнет книгами. Пригласят на круглый стол, конференцию, поучаствовать в сборнике, дадут справку, совет. Пишешь издалека: спасите!... Спасут. Со всеми пошла бы в разведку – если, конечно, они меня возьмут. И, простите, кто о чем, а историк о ценах на копирование: при том, что в целом в российских архивах они просто жлобские, Мемориал и вправду в этом смысле «иностранный агент» – там за копирование денег не берут.

Знаете ли вы, что в Мемориале аж два «толстовских» фонда? Один сложился в ходе работы А. Б. Рогинского над сборников «Воспоминания крестьян-толстовцев», а другой – толстовский архив, собранный хиппи-толстовцем А. Лобачевым и В. Е Ювченко. Это документы по «народной истории» России – о ненасильственном сопротивлении государственному насилию простых людей, крестьян по большей части, в первые советские десятилетия.

«Мемориал» всегда был голосом тех, кого хотели заставить замолчать выстрелом в затылок, засыпать землей, приговорить к забвению, тех, кого преступный режим назначил своими врагами, хотя они в большинстве своем были лишь его подданными – но не гражданами. Ведь те, кого власти собственной страны убивают в массовом масштабе, очевидно, не являются ее гражданами, а эта власть не действует от их имени.

«Мемориал», возвращая память о жертвах преследований советского режима, не только возвращал ее семьям, страдавшим от утраты близкого, – он возвращал и их человеческое и гражданское достоинство. «Мемориал» – это не только организация, действующая для общественного блага в России, но и замечательный, имеющий универсальное значение памятник борьбе за достоинство человека, приговоренного к забвению. Россияне могут гордиться тем, что в их стране возникла такая организаци. А российские власти, которые стремятся к ее ликвидации, будут покрыты вечным позором, потому что «Мемориал» и его дело выживут. Мы не позволим засыпать его землей. Не позволим обречь на забвение и лишить достоинства его членов. Да здравствует «Мемориал»!

Бессрочно существующая организация

Давайте договоримся и запомним: Мемориал будет всегда. Это действующий сегодня в России политический режим переходит сейчас в статус «режима, который пытался запретить Мемориал». Это может быть. Но это не значит, что Мемориала не будет. Мемориал пережил своих основателей, Мемориал переживет своих гонителей.

Это очень важно для нации и государства, чтобы были «бессрочно существующие организации», функционирование которых поддерживается из поколения в поколение. (Этот термин я заимствую из известной книги Дугласа Норта и соавторов, хотя и несколько публицистически здесь использую.)

Насколько я понимаю, как организация Мемориал складывался в течение нескольких лет, примерно с года 1987, а учрежден был окончательно в 1991, то есть тогда же, когда рождалась постсоветская, пост-коммунистическая Россия. Но в действительности Мемориал существовал гораздо раньше.

Мемориал вобрал в себя традиции и опыт диссидентства, то есть опыт противостояния тоталитарной диктатуре, и главное – он стал институциональным продолжением идеологии де-сталинизации. И эта идеология подразумевает нераздельность памяти о жутких сталинских репрессиях и идеи защиты прав человека, правозащитной деятельности. Это память, которая имеет политическую силу, память-действие, формирующая нацию память. И в этом смысле Мемориалу не тридцать лет, а все шестьдесят.

Вполне логично, что попытка ползучей ре-сталинизации российской жизни, которую мы наблюдаем сегодня, подразумевает попытку запрета, уничтожения Мемориала. Но это, разумеется, глупая логика. Есть такие смыслы и традиции, которые ты отменить не можешь, даже если правишь двадцать лет. Ты можешь только перед лицом истории вступить с ними в открытую войну. И все.

Я когда-то спросил у Рогинского, почему Путин не нападает на Мемориал? Ну, не нападает со всей силой, с какой мог бы и проч. Не помню, что он ответил, видимо, у него не было афористичной формулировки. Или не хотел говорить. Но как мне казалось, мы оба подумали об этом: что есть такие смыслы, с которыми – и так далее. Мы представили себе Путина (как мне казалось), который думает что-то в этом роде.

В общем, вкратце: Мемориал будет всегда.